— Ты всегда была слишком правильной, Наташа. В этом твоя проблема, — Виктор стоял у панорамного окна их квартиры на двадцатом этаже, глядя на вечернюю Москву. — Двадцать лет одно и то же. Работа-дом-работа. Никакого развития.
Наталья медленно опустила чашку с остывшим кофе. Тонкий фарфор тихо звякнул о стеклянную столешницу. Этот сервиз они купили в прошлом году в Милане — очередная прихоть Виктора, который вдруг увлёкся коллекционированием антиквариата. Как и все его предыдущие увлечения, оно продлилось ровно три месяца.
— И что ты предлагаешь? — её голос звучал спокойно, хотя внутри всё сжалось от предчувствия.
— Я ухожу, — он повернулся к ней, и в его глазах она увидела странную смесь торжества и жалости. — Елена предложила мне партнёрство в международном проекте. Понимаешь? Международном. То, о чём я всегда мечтал. А ты… ты всегда тянула меня назад.
Наталья почувствовала, как немеют кончики пальцев. Елена Руднева. Конечно. Его бывшая одноклассница, появившаяся в их жизни полгода назад. Успешный юрист, светская львица, само воплощение того, что Виктор считал успехом.
— Я тянула тебя назад? — она едва сдержала горький смех. — Это я последние двадцать лет оплачивала все твои проекты? Все эти стартапы, которые закрывались через полгода? Антикварный магазин, студию дизайна, школу трейдинга?
— Вот! — он резко взмахнул рукой. — Именно об этом я и говорю. Ты всегда попрекала меня деньгами. Всегда считала, что я тебе что-то должен.
— Я никогда…
— Нет, должен, — он прервал её резким жестом. — Я действительно должен. Должен себе. Своему будущему. А ты… ты застряла в прошлом. В своих бесконечных отчётах, таблицах, бюджетах. Скучно, Наташа. Невыносимо скучно.
Она смотрела на него и не узнавала человека, с которым прожила половину жизни. Где тот мальчишка с горящими глазами, который когда-то целую ночь рассказывал ей о своих мечтах? Который клялся, что вместе они покорят мир?
— А как же Кира? — тихо спросила она.
— А что Кира? Она уже взрослая. В следующем году заканчивает школу. И, кстати, — его глаза сузились, — она полностью меня поддерживает.
Это был удар под дых. Наталья почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Их восемнадцатилетняя дочь, их гордость и радость… Когда он успел настроить её против матери?
— Ты говорил с ней? За моей спиной?
— Она сама всё видит, — он пожал плечами. — Видит, как ты погрязла в рутине. Как душишь любую инициативу своим занудным «надо подумать», «надо просчитать риски». Она не хочет повторить твою судьбу.
Её судьбу. Наталья встала, чувствуя, как дрожат колени. Подошла к окну, глядя на россыпь городских огней. Где-то там, в этом море света, была её жизнь — та, которую она старательно строила все эти годы. Финансовый аналитик в крупной компании. Стабильный доход. Уважение коллег. Возможность обеспечивать семью, пока муж искал себя.
Искал себя. Двадцать лет поисков, оплаченных её трудом, её нервами, её верой в него.
— И когда ты уходишь? — спросила она, не оборачиваясь.
— Я уже ухожу. Вещи собраны, — в его голосе появились начальственные нотки. — Но есть ещё кое-что. Завтра к тебе придёт мой юрист. Нам нужно решить вопрос с имуществом.
Теперь она обернулась: — С каким имуществом?
— Наташа, не делай вид, что не понимаешь, — он поморщился. — Квартира, машина, твои акции… Всё это нажито в браке. И я имею право на свою долю.
— Квартира досталась мне от родителей.
— Но ремонт мы делали вместе. И расширяли за счёт соседней квартиры тоже вместе. Это всё задокументировано. А твой пакет акций… — он улыбнулся, и от этой улыбки у неё похолодело внутри. — Ты же не думаешь, что сможешь доказать их происхождение?
Пакет акций. Её единственное серьёзное вложение за все эти годы. Акции компании, в которой она работала — она покупала их по частям, экономя на всём, откладывая каждую свободную копейку. Это была её страховка, её гарантия спокойной старости.
— Ты всё продумал, — тихо сказала она.
— Я учился у лучших, — он подмигнул. — У тебя. Всё просчитал, всё задокументировал. Елена помогла с юридической стороной. Она же гений в этих вопросах.
Наталья почувствовала, как внутри что-то обрывается. Не просто уходит — уходит, забрав всё. Оставив её ни с чем в сорок два года.
— Знаешь, — она удивилась спокойствию своего голоса, — ты прав. Я действительно всегда была слишком правильной. И считала, что муж и жена должны поддерживать друг друга. Что семья — это когда вместе, в горе и в радости.
— Наташа…
— Но ты ошибаешься в одном, — она подняла на него глаза. — Я не застряла в прошлом. Я просто слишком долго жила будущим. Тем будущим, которое ты обещал. А настоящее… настоящее проходило мимо.
Он дёрнул плечом: — Философствуешь? Ну-ну. Завтра в десять придёт юрист. Будь готова.
Входная дверь хлопнула, и Наталья осталась одна в пустой квартире. Она стояла у окна, глядя на ночной город, и впервые за двадцать лет позволила себе заплакать.
Утро началось со звонка дочери.
— Мам, ты как? — голос Киры звучал непривычно официально.
— Нормально, — Наталья помешивала остывший кофе, глядя на пустое место напротив. — Папа сказал, что ты в курсе.
— Да. И я считаю, он прав. Ему нужно развиваться, а здесь… — пауза. — Здесь его все тормозят.
— Все — это я?
— Мам, не начинай, — в голосе дочери появились знакомые отцовские нотки. — Тётя Лена говорит…
— Тётя Лена? — Наталья едва не выронила чашку. — Ты общаешься с этой женщиной?
— Она классная! — теперь Кира говорила с энтузиазмом. — Она такая… современная. Понимаешь? С ней можно обо всём поговорить. О жизни, о будущем. Она считает, что я могла бы поступить на юридический…
— А как же журналистика? — тихо спросила Наталья. — Ты же с детства мечтала…
— Мам, это всё детские фантазии! Надо мыслить реально. Тётя Лена говорит…
— Хорошо, — Наталья прервала дочь. — Я поняла. Ты тоже всё решила.
— Мам…
— Мне пора. Через час придёт юрист твоего отца.
Она положила трубку и несколько минут сидела неподвижно, глядя в пространство. Потом медленно встала и подошла к старому секретеру — единственной вещи, которая осталась от её родителей. Выдвинула нижний ящик, достала пожелтевшую папку с документами.
Двадцать два года назад. За несколько месяцев до их свадьбы. Её отец, Павел Андреевич, тогда ещё был жив. И когда Виктор пришёл к нему с идеей первого бизнеса…
Наталья медленно достала старый договор займа. Пятьдесят тысяч долларов — огромные по тем временам деньги. Отец поверил в будущего зятя. Поверил — и через месяц погиб в автокатастрофе. А Виктор… Виктор тогда сказал, что деньги пропали вместе с банком. Показал какие-то документы о банкротстве.
Она провела пальцами по выцветшим строчкам. Подняла глаза на часы — без пятнадцати десять. Юрист вот-вот должен прийти.
Звонок в дверь застал её у компьютера. Она как раз заканчивала загружать документы в почту.
— Здравствуйте, Наталья Павловна, — холёный мужчина средних лет протянул ей визитку. — Меня зовут Андрей Сергеевич, я представляю интересы вашего супруга.
— Проходите, — она жестом указала на кресло. — Кофе?
— Нет, спасибо. Давайте сразу к делу, — он достал папку с документами. — Здесь подготовленное соглашение о разделе имущества. Ваш супруг настаивает на равном разделе всех активов…
— Подождите, — Наталья подняла руку. — Прежде чем мы начнём, я хотела бы кое-что прояснить. Вы ведь проверяли финансовую историю моего мужа?
Адвокат нахмурился: — Разумеется. Это стандартная процедура.
— И как далеко вы копали? До девяносто восьмого года дошли?
— А что там должно быть?
Наталья улыбнулась: — Сейчас покажу.
Она открыла ноутбук и развернула его экраном к адвокату: — Вот, посмотрите. Это документы того самого банка, который якобы обанкротился с деньгами моего отца. Я попросила коллег поднять архивы. Знаете, что интересно? Банк действительно обанкротился. Но за два месяца до этого все средства с счёта моего мужа были переведены. Причём переведены частями на разные счета. А потом, — она открыла следующий файл, — эти средства совершенно случайно оказались в уставном капитале первой фирмы некоего Виктора Самойлова. Вашего клиента.
Адвокат медленно откинулся на спинку кресла: — Вы понимаете, что срок давности…
— Я понимаю, — кивнула Наталья. — Но дело не в сроке давности. Дело в том, что ваш клиент совершил мошенничество. Использовал деньги моего покойного отца, а потом солгал мне об их потере. И все его последующие бизнесы… — она достала ещё одну папку, — были построены на этих деньгах. Я могу доказать всю цепочку. От первого предприятия до последнего.
— И что вы хотите? — голос адвоката стал жёстче.
— Немногого, — она пожала плечами. — Пусть забирает свои вещи и уходит. Квартира, машина, акции — всё остаётся мне. И ещё… — она помолчала. — Пусть прекратит настраивать против меня дочь.
— А если нет?
— Тогда я буду вынуждена обратиться в правоохранительные органы. И поверьте, — она грустно улыбнулась, — огласка этой истории не пойдёт на пользу новому бизнесу Виктора Павловича. Особенно учитывая репутацию его… партнёра.
Адвокат долго молчал, разглядывая документы на экране. Потом медленно закрыл свою папку: — Я передам ваши условия. Думаю, мы сможем прийти к разумному соглашению.
Когда за ним закрылась дверь, Наталья почувствовала, как дрожат руки. Она подошла к окну — тому самому, у которого вчера стоял Виктор. Город внизу жил своей жизнью: спешили куда-то люди, ползли в пробках машины, летели птицы.
Свобода. Какое странное слово. Двадцать лет она была в плену собственных иллюзий, собственной веры в человека, который просто использовал её. Использовал её деньги, её поддержку, её любовь. А теперь пытался использовать их дочь.
Телефон завибрировал — сообщение от Киры: «Мам, можно я приду сегодня? Поговорить надо».
Наталья улыбнулась. За окном начинался дождь — редкий, почти незаметный. Как слёзы, которых она больше не будет лить.
«Конечно, солнышко. Буду ждать».
Она открыла ежедневник — старую записную книжку в кожаном переплёте. На первой странице выцветшими чернилами было написано: «Моей дочери. Мечтай. Рискуй. Живи». Почерк отца.
«Живи». Пора было начинать.
Прошло полгода.
Наталья сидела в небольшом кафе в центре Москвы и смотрела, как падает снег. Первый снег этой зимы — чистый, искрящийся, обещающий новое начало.
— Мам, прости, я опоздала! — Кира плюхнулась на стул напротив, раскрасневшаяся от мороза. — Практика в редакции затянулась.
— Как первый день? — Наталья подвинула дочери чашку с горячим шоколадом.
— Потрясающе! — глаза Киры сияли. — Знаешь, я даже не думала, что журналистика может быть такой… настоящей. Не просто статьи писать, а реально помогать людям!
Наталья смотрела на дочь и видела себя в её возрасте. Ту же страсть, то же желание изменить мир. Только теперь Кира не боялась следовать своей мечте.
— Папа звонил, — вдруг тихо сказала Кира. — Говорит, они с тётей Леной улетают в Дубай. Какой-то новый проект…
— И что ты чувствуешь?
Кира помолчала, размешивая шоколад: — Знаешь… ничего. То есть, он мой отец, конечно. Но после того, что я узнала о дедушкиных деньгах… — она подняла глаза на мать. — Как ты смогла простить его тогда?
— Я не простила, — покачала головой Наталья. — Я просто поняла, что прощение нужно не ему. Оно нужно мне самой. Чтобы жить дальше.
— А ты счастлива? Сейчас?
Наталья задумалась. За эти полгода изменилось многое. Она ушла с нелюбимой работы. Открыла небольшое издательство — давняя мечта, на которую раньше не хватало смелости. Научилась говорить «нет». Научилась слушать себя.
— Знаешь, — она улыбнулась, — счастье — это не конечная точка. Это путь. И я, кажется, наконец-то на правильном пути.
