— Почему ты так со мной разговариваешь, Танюша? — резко спросила Галина Евгеньевна, хотя голос выдал волнение.
— Мам, а как мне, по-твоему, разговаривать? Я тут, между прочим, не не курорте живу, а работаю сутками, чтобы чего-то добиться. А вы где все эти годы были?
— Ну-ну, не нужно сейчас на меня кричать. Может, мы с отцом и не писали, но ведь знали, что у тебя всё нормально. И потом, Вячеславу-то помощь нужна…
— Ага, Вячеславу, как всегда, всё, а мне — звонок “привет, давно не общались, дай денег”? Или как?
— Не передёргивай, — вмешался Андрей Михайлович — похоже, мать говорила по громкой связи. — Тань, мы же не враги…
— Не враги? Серьёзно, пап? Вы пропали на восемь лет, а теперь срочно я вам понадобилась?
И Таня резко прервала разговор. Она уставилась на экран телефона, стараясь осмыслить, что только что произошло. Голове было жарко, сердце гулко стучало.
***
Тане было восемнадцать, когда она собрала небольшую сумку и купила билет на поезд до Новосибирска. Самый простой плацкарт, деньги, с трудом заработанные на разных случайных подработках — и никакого пафоса. Родители в это время провожали Вячеслава на какую-то очередную престижную студенческую программу, где он, по их общему мнению, должен был блеснуть. Тётя Надя, мамина сестра, прощаясь, между делом бросила саркастичную шутку про Танины неровные передние зубы и “курносый нос”. Когда тётя Надя шутила, Тане всегда хотелось провалиться сквозь землю.
С детства Таня была этаким незаметным придатком старшего брата. Вячеслав, как принято говорить, “подавал надежды” в спорте, музыке, учёбе — в чём угодно, лишь бы родители могли восхищённо повторять: “Ну вот, смотри, как он талантлив”. А Таню, девочку с большими неуверенными глазами и неидеальной улыбкой, чаще одёргивали и просили не мешать.
— Ты не путайся тут под ногами, — говорила мать.
— Иди лучше почитай или помоги с посудой, — добавлял отец.
Таня искренне старалась угодить, но каждый раз чувствовала, что на неё смотрят пренебрежительно: мол, не получилось у нас ещё одного вундеркинда.
В пятнадцать лет Таня случайно увидела по телевизору документальную передачу про селекцию растений. Она завороженно уставилась в экран и не могла оторваться: яркие картинки, опыты, оранжереи, генная инженерия. Для Тани это стало ключом в новый мир. Однако путь к мечте оказался непростым: Тане не хотели покупать специализированные книги, не поддерживали идею поступать на биофак. Родители вечно заняты успехами сына, который то выигрывал турнир по шахматам, то блистал на олимпиадах. Сестра-неудачница никого не интересовала. Тётя Надя регулярно отпускала замечания:
— Танюх, ну кому нужны твои цветочки? Я вот понимаю, когда человек поступает на юриста или финансиста. А это всё баловство.
У Тани было заветное желание — уехать подальше, чтобы не слышать этих ироничных “Танюх” и рассуждений о бесполезности её увлечений.
И вот после школы она решила: хватит. Стук колес поезда, вокзал, незнакомый город. Университетское общежитие в Новосибирске, новые друзья. За первые полгода она отправила домой всего два коротких сообщения — чтобы сообщить о поступлении. Ответ был сухим: “Ладно, береги себя. Родители. ” Потом связь прервалась сама собой.
В университете Таня почти сразу выбрала кафедру генетики и начала исследовать устойчивость овощных культур к болезням, работая заодно лаборанткой. После диплома её оставили в аспирантуре, где она быстро добилась серьёзных результатов. Пара её экспериментальных проектов по модификации ДНК растений впечатлили научное сообщество, и вот настал день, когда к ней пришла внезапная популярность: её попросили дать интервью о жизни молодого учёного на федеральном канале. Заодно предложили солидный грант, а университет предоставил просторную лабораторию под её исследования.
— Тань, ну ты прям умница, — говорила коллега и подруга Олеся, когда Таня, раскрасневшись, вернулась из телестудии. — Это вообще какое-то чудо!
— Да, я сама в шоке, — засмеялась Таня, ещё не веря в реальность происходящего. — Мне сказали, что если всё и дальше удачно пойдёт, можем начать масштабные испытания. А там, глядишь, не только в России пригодится…
— Только не зазвездись, хорошо? — добродушно подмигнула Олеся.
— Ну куда уж мне. — Таня сморщила нос. — Меня с детства приучали, что я только нелепое приложение к старшему брату, какая уж тут звезда.
Через пару дней после интервью Танин мобильник буквально разрывался от звонков незнакомых номеров, и среди них обнаружились московские. Первой позвонила мать, Галина Евгеньевна. Таня сняла трубку:
— Танюша, привет, это мама. Я слышала, что ты теперь… Ой, даже не знаю, как сказать — молодец, наверное! Ты там не пропадай. Мы тебя видели по телевизору, представляешь?
— Привет, мам. Да, было интервью.
— А как у тебя вообще? Слава-то совсем от рук отбился, — внезапно прошептала Галина Евгеньевна. — Я не знаю, что с ним делать. Надо поговорить, может, приедешь, посоветуешь что-нибудь?
— Мам, ну мне не до этого сейчас. У меня тут работа…
— Ты же теперь известная, наверное, сможешь найти какие-то связи, может, и с Вячеславом поговоришь как взрослый человек? Я уж не знаю, может, ему денег нужно или совет какой. Он в последнее время стал… ну, сам по себе.
— Понимаю, — сдержанно произнесла Таня, стараясь сохранять ровный голос. — Но я из Новосибирска выезжать не планировала, извини.
— Да мы здесь все очень по тебе соскучились, — голос матери сменился на более бодрый. — Возвращайся домой, мы же семья. Перспективы у тебя сейчас открываются такие, что в Москве было бы удобнее!
— Пока не думаю об этом, мам.
— Ну смотри сама… Но ты же всё-таки не чужая для нас. Приезжай, хоть с отцом увидишься, у него со здоровьем не очень. Да и тётя Надя спрашивает, как у тебя дела.
Таня, пробормотав что-то невнятное, попрощалась и отключилась. Не сказала матери, что у неё на душе: затаённая обида, удивление, осторожное любопытство. Всё наползало скопом.
На следующий день позвонила тётя Надя, теперь уже по видеосвязи:
— Танюх, привет! Ну ты даёшь, я тебя по телевизору видела! Там такие грядки показывали, и всё такое умное, научное!
— Здравствуйте, тётя Надя…
— Да зови просто тётей, чего ты такая официальная стала? Я тут подумала, может, правильно ты сделала, что уехала. Всё-таки в Новосибирске у тебя лучше получилось, чем могло бы дома. А мы-то все думали… ну да неважно, что мы думали. В общем, горжусь тобой, молодец. И вижу, что ты ещё и зубы себе выпрямила? Ох, красота!
— Нда, пришлось, — Таня улыбнулась, но неприязненное воспоминание о тётиных давних насмешках кольнуло где-то в груди.
— Слушай, приезжай нас навестить. С деньгами-то у тебя теперь, наверное, всё нормально? Мы с твоей мамой уже представляли, как у тебя карьера теперь попрёт. А твой братец тут всё никак не найдёт свой путь… Стареем мы с Галиной Евгеньевной, думали, что Славка нас поддержит, а он всё никак.
— Понимаю, — повторила Таня, почти машинально. — Ладно, тётя, мне нужно бежать в лабораторию.
Отключившись, она сползла со стула прямо на пол и некоторое время так сидела, обхватив колени. Внутри всё клокотало от противоречивых чувств. Восемь лет никто даже не звонил просто узнать, как она там: жива, здорова, есть ли деньги на жизнь, всё ли в порядке. И вдруг сплошной поток интереса, гордости и советов вернуться поближе к их “проблемам”.
Через неделю раздался звонок отца, который тоже решил напомнить о себе:
— Таня, здравствуй, это папа.
— Привет, пап.
— Я тут хотел поговорить. Может, приедешь на пару дней? У нас накопилось дел, да и… видишь, мы все всполошились, узнав про твои успехи. Рады, честно. А вот Вячеслав сейчас в непростой ситуации, ему помощь бы твоя не помешала.
— Моя помощь? Что я могу сделать?
— Ты же теперь известная, может, есть у тебя связи? Подскажешь, как ему устроиться куда-то? Он ведь тоже не глупый, просто жизни пока не понял.
— Пап, — усмехнулась Таня. — Я даже не знаю, что тебе ответить.
Вся эта лавина требований и намёков, что Таня должна решать чужие проблемы, становилась невыносимой. Чувство обиды и горькие воспоминания били ключом. Она не хотела срываться, но продолжать было невозможно.
Через день звонок от матери повторился, когда Таня находилась в своей лаборатории. Олеся жестами показала: “Отвечай, а то достанут!” Таня вздохнула и включила громкую связь.
— Мам, я на работе, говори быстрее.
— Танюш, тут такое дело… — заговорила Галина Евгеньевна, и по её интонации уже было ясно, что она хочет рассказать что-то жалобное. — Вячеслав опять задолжал за съёмную квартиру, а мы с отцом не можем помочь. У нас сейчас все средства уходят на лечение, плюс сами понимаешь — жизнь нынче дорогая. Может, ты сможешь…
— Мам? — перебила Таня, облокотившись о край стола и собираясь с мыслями. — Я так понимаю, вы все вдруг решили, что я из забытого гадкого утёнка превратилась в банкомат или спасательный круг?
— Да как ты выражаешься, Танюш? Мы же твои родители.
— Родители. — Таня вздохнула. — А вы думаете, мне есть до ваших забот хоть какое-то дело после того, как вы восемь лет обо мне не вспоминали?
— Ты несправедлива, девочка, — голос у матери дрогнул. — Ты ведь сама уехала!
— Уехала, да. И правильно сделала. Вы ведь меня тогда ни в грош не ставили. Никому не была нужна.
— Ну зачем ты так, Тань…
— Мама, давай честно. Вы меня всегда никем считали, и правильно, потому что я и дальше буду для вас никто. Не нужно мне больше звонить, до свидания!
Таня прервала вызов, и в лаборатории коротко ахнули. Несколько коллег смущённо отвернулись, стараясь не встревать в чужую семейную драму, но все услышали финальные слова. Олеся, сидевшая ближе всего, наклонилась к Тане:
— Слушай, может, ты зря так… всё-таки родители…
— Олеся, нет. Там… там уже давно всё сломано.
Таня сделала вид, что продолжает свою работу с пробирками, хотя руки слегка дрожали. Внутри не осталось ни малейшего желания как-то смягчать, объясняться или возвращаться. Пройден путь от той маленькой никому не нужной девочки к независимому учёному с собственным голосом. И теперь этот голос наконец прозвучал громко и отчётливо. И пусть те, кто не замечал её, дальше живут с осознанием, что она не собирается на себя взваливать чужие проблемы.
Она снова по смотрела на телефон: там высвечивались пропущенные вызовы от тёти, отца, матери. Но Таня не собиралась перезванивать. Для неё всё было предельно ясно: никакие “родные”, которые только сейчас спохватились, не могут быть дороже её собственной жизни, научной мечты и тех людей в Новосибирске, кто действительно был рядом всё это время.
