— Опять каша подгорела! — Нина Владимировна демонстративно отодвинула тарелку. — Я же тебя учила, Маша, надо на медленном огне, постоянно помешивая.
Маша стиснула зубы, чувствуя, как дрожат пальцы. Третье замечание за утро, а ведь еще даже восьми нет.
— Мам, ну хватит, — Андрей поднял глаза от телефона. — Нормальная каша.
— Нормальная? — Нина Владимировна поджала губы. — Вот потому ты и живёшь в нашей квартире, что для тебя всё нормальное. Никаких амбиций, никакого стремления к лучшему.
Маша резко встала из-за стола. Почему она до сих пор здесь? Три года этих «уроков жизни», бесконечных придирок и снисходительных замечаний. Ради чего? Ради экономии на квартплате?
— Я на работу, — она схватила сумку, мельком глянув на часы. До начала смены в поликлинике еще полтора часа, но лучше посидеть в ординаторской, чем здесь.
— А посуду помыть? — Нина Владимировна повысила голос. — Вовочка еще не доел!
Годовалый сын сидел в высоком стульчике, с интересом размазывая кашу по пластиковой тарелке. При упоминании своего имени он радостно взмахнул ложкой, забрызгав скатерть.
— Андрей помоет, — Маша торопливо чмокнула сына в макушку. — Правда, дорогой?
Муж что-то промычал, не отрываясь от телефона. Типичная реакция. Проще сделать вид, что не слышишь, чем вступить в конфликт.
Выскочив в подъезд, Маша глубоко вдохнула. Весенний воздух, пусть и пропитанный выхлопными газами, показался слаще любых духов. Она медленно спустилась по обшарпанным ступеням, считая про себя до десяти. Потом до двадцати. Потом до тридцати.
Телефон в кармане завибрировал. Марина, старшая медсестра и единственный человек, с которым можно откровенно поговорить.
— Выходишь? — голос подруги звучал непривычно серьезно.
— Уже вышла. Представляешь, опять…
— Маш, погоди, — перебила Марина. — Ты только не волнуйся. У нас ЧП в отделении. Помнишь того дедушку с третьего участка? Ну, который еще все время про войну рассказывал?
Маша остановилась посреди двора. Конечно, она помнила. Николай Алексеевич Воронов, участок номер три, дом двенадцать по улице Строителей. Добрейший человек, всегда с конфетами для медсестер. Каждый раз, делая ему уколы, она слушала истории о фронтовых друзьях.
— Что с ним?
— Инсульт. Ночью забрали в реанимацию.
Маша прислонилась к шершавому стволу старой липы.
— Но ведь это… — она запнулась, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Это же папа Андрея.
Следующие два часа слились в один бесконечный кошмар. Звонок свекрови — истеричный, с обвинениями. «Где тебя носит? Почему не отвечаешь? Мы все в больнице, а ты…» Маша не стала слушать до конца.
Реанимационное отделение встретило ее стерильной тишиной и запахом хлорки. В коридоре, ссутулившись на пластиковом стуле, сидел Андрей. Рядом, закутавшись в старомодную шаль, застыла Нина Владимировна.
— Что врачи говорят? — Маша присела рядом с мужем.
— А ты где была? — свекровь дернулась, как от удара. — Мы тебе звоним, звоним…
— Я работаю, — Маша старалась говорить спокойно. — В регистратуре очередь, не могла ответить.
— Конечно, работаешь! — Нина Владимировна почти выплюнула это слово. — Медсестра! Гордость семьи! А то, что отец при смерти — неважно!
— Мам, перестань, — Андрей поднял голову. Его лицо осунулось, под глазами залегли тени. — Маша правда не знала. Я сам не сразу смог дозвониться.
Из реанимации вышел высокий врач в зеленом костюме. Маша узнала Игоря Петровича, заведующего отделением.
— Состояние стабилизировали, — он устало потер переносицу. — Но впереди долгое восстановление. Понадобится постоянный уход, массаж, лечебная физкультура. И главное — никаких нервов, никаких стрессов.
«Никаких стрессов» — эти слова эхом отдавались в голове Маши, пока они ехали домой. Нина Владимировна осталась в больнице, наотрез отказавшись уходить от мужа.
В квартире их встретила заспанная соседка тетя Валя, которую попросили посидеть с Вовочкой.
— Намаялась я с ним, — сообщила она, натягивая пальто. — Все папу спрашивал, плакал. Да и каша эта… Всю кухню перепачкал.
Маша молча кивнула, прижимая к себе сына. От его макушки пахло детским шампунем и чем-то сладким — видимо, тетя Валя угощала его печеньем.
— Что делать будем? — спросил Андрей, когда соседка ушла. — Мама в больнице, за отцом уход нужен…
— А что тут думать? — Маша покачала задремавшего Вовочку. — Придется мне на работе отпуск брать. Или вообще увольняться.
— Может, сиделку наймем?
— На какие деньги, Андрей? Ты же сам говорил — кредит за машину, ипотека на квартиру в новостройке… Теперь еще и лекарства отцу.
Они помолчали. За окном шумел вечерний город, где-то вдалеке сигналили машины.
— Знаешь, — Маша осторожно положила сына в кроватку, — я ведь хотела тебе сказать… Я документы в медицинский подала. На вечернее отделение.
— Что? — Андрей резко повернулся. — Сейчас? Когда отец в таком состоянии?
— А когда? — она почувствовала, как внутри поднимается глухое раздражение. — Через год? Через пять лет? Когда твоя мама наконец решит, что я достойна чего-то большего, чем варить кашу и мыть полы?
— При чем здесь мама? — он устало потер лицо. — Ты же видишь, какая ситуация. Нам нужно держаться вместе, а ты…
— А я что? — Маша понизила голос, стараясь не разбудить ребенка. — Я три года держусь. Три года слушаю, какая я неумеха, как неправильно воспитываю твоего сына, как не умею готовить, убирать, жить… И ты все это время молчишь. Прячешься в своем телефоне, делаешь вид, что ничего не происходит.
— Я не прячусь! — теперь уже Андрей начал заводиться. — Я работаю! Кто-то должен семью обеспечивать. А ты… ты вечно недовольна. То квартира маленькая, то район не тот, то мама не такая…
— Да, твоя мама не такая! — Маша уже не сдерживалась. — Она контролирует каждый наш шаг, каждое решение! Мы даже обои выбрать не можем без ее одобрения!
Вовочка заворочался в кроватке, и они оба замолчали. Несколько минут в комнате было слышно только тиканье часов и ровное дыхание ребенка.
— Я завтра в больницу поеду, — наконец произнесла Маша. — Посижу с отцом, пока твоя мама отдохнет. А потом… потом решим, как быть дальше.
Андрей кивнул, не глядя на нее. Она знала этот взгляд — отсутствующий, устремленный куда-то внутрь себя. Так он смотрел, когда они объявили о свадьбе, а Нина Владимировна устроила скандал. Так смотрел, когда решали, где жить после рождения Вовочки. Так смотрит всегда, когда нужно принять важное решение, а он не знает, как поступить.
Утро началось с телефонного звонка. Нина Владимировна сообщила, что Николаю Алексеевичу стало лучше, он пришел в сознание и даже пытался говорить.
В больничной палате пахло лекарствами и апельсинами — кто-то из соседей по палате угощался цитрусовыми. Николай Алексеевич лежал у окна, опутанный проводами и трубками. Его обычно румяное лицо осунулось, щеки запали.
— Папа, — Маша осторожно присела на край кровати. — Как вы?
Он попытался улыбнуться, но получилась только слабая гримаса. Правая сторона лица почти не двигалась.
— Нина где? — голос звучал хрипло, еле слышно.
— Я отправила ее домой, — Маша поправила одеяло. — Нужно отдохнуть, поесть нормально. Я посижу с вами.
Он словно хотел что-то сказать, но не мог подобрать слова. Его пальцы беспокойно теребили край простыни.
— Вы не волнуйтесь, — она осторожно взяла его за руку. — Все будет хорошо. Мы справимся.
Следующие недели превратились в бесконечную череду больничных коридоров, капельниц и процедур. Маша взяла отпуск за свой счет, благо заведующая вошла в положение. Они с Ниной Владимировной сменяли друг друга у постели больного, стараясь не пересекаться.
Андрей приезжал по вечерам, после работы, усталый и молчаливый. Все чаще задерживался допоздна — говорил, что берет дополнительные смены, чтобы оплатить лечение.
А потом случилось то, чего Маша боялась больше всего. В один из вечеров, когда она укладывала Вовочку, в дверь позвонили.
На пороге стояла Нина Владимировна, непривычно тихая и какая-то потерянная.
— Можно войти? — спросила она, не глядя на невестку.
Маша молча отступила в сторону. Они прошли на кухню, сели за стол. В воздухе повисло тягостное молчание.
— Я долго думала, — наконец произнесла свекровь. — Все эти дни в больнице… Знаешь, когда сидишь там, многое начинаешь понимать.
Она достала из сумки какую-то бумагу, положила на стол.
— Что это? — Маша взяла листок. Это оказалось заявление об увольнении.
— Мое заявление. Ухожу с работы. Буду за Колей ухаживать, когда его выпишут. А ты… — Нина Владимировна сделала паузу, — ты учись. Раз уж решила в врачи пойти.
Маша почувствовала, как к горлу подкатывает комок.
— Но как же… А деньги? — Маша растерянно смотрела на свекровь. — Вы же всегда говорили, что без работы — как без рук.
— Справимся, — Нина Владимировна впервые за разговор подняла глаза. — Пенсия у нас с отцом неплохая. Да и Андрюша… — она запнулась. — Я знаю, что он бизнес затевает. Свое дело. Молочную ферму хочет открыть.
— Что? — Маша почувствовала, как по спине пробежал холодок. — Он ничего не говорил…
— А ты спрашивала? — в голосе свекрови промелькнули привычные нотки, но тут же исчезли. — Прости. Я не должна… Просто он мне случайно проговорился. Боится, что не получится. Что ты будешь против.
За окном мигнул и погас фонарь, погружая кухню в полумрак. Где-то в глубине квартиры тихо посапывал Вовочка.
— Знаешь, — медленно произнесла Маша, — я ведь тоже боялась. Что вы будете против моей учебы. Что скажете — куда она лезет, только семью разрушает…
— А я думала — зачем ей это? — Нина Владимировна невесело усмехнулась. — Живет в тепле, в достатке, ребенок накормлен… Чего ей не хватает? А теперь вот Коля… — она прерывисто вздохнула. — Если бы не ты, не твои медицинские знания… Может, и не успели бы вовремя.
В прихожей щелкнул замок — вернулся Андрей. Он замер на пороге кухни, удивленно глядя на мать и жену, сидящих в темноте за столом.
— Что случилось? — в его голосе звучала тревога. — С отцом что-то?
— Нет, все хорошо, — Маша встала, включая свет. — Просто… разговариваем.
— О чем? — он переводил настороженный взгляд с одной на другую.
— О молочной ферме, — просто ответила Маша. — И о медицинском институте.
Андрей побледнел, потом покраснел, открыл рот, чтобы что-то сказать — и закрыл. А потом вдруг рассмеялся — впервые за много дней.
— А я-то думал, как вам рассказать…
Через полгода их жизнь изменилась до неузнаваемости. Николай Алексеевич, хоть и медленно, шел на поправку. Нина Владимировна, к удивлению всех, оказалась талантливой сиделкой — терпеливой и внимательной.
Андрей взял кредит и арендовал небольшую ферму за городом. Маша, между сменами в поликлинике и занятиями в институте, помогала ему с документами. А по выходным они всей семьей выбирались за город — Вовочка был в восторге от коров, а дедушке с бабушкой свежий воздух шел на пользу.
Конечно, не все было гладко. Случались и ссоры, и недопонимания, и усталость накатывала такая, что хотелось все бросить. Но что-то неуловимо изменилось в их отношениях. Может быть, они просто повзрослели. Или поняли что-то важное. Или научились слышать друг друга.
В один из вечеров, когда Маша вернулась с занятий, она застала необычную картину: Нина Владимировна учила Вовочку готовить. Кухня была вся в муке, на плите что-то шкворчало, а бабушка с внуком, перепачканные и счастливые, раскатывали тесто.
— Вот видишь, — приговаривала Нина Владимировна, показывая, как правильно держать скалку, — главное — не торопиться. И тогда все получится.
