Эти слова, сказанные бодрым и слишком уж решительным голосом, повисли в утреннем воздухе, словно удар колокола. Настя замерла, сжимая чашку чая в руке. Часы тикали, а в груди нарастало неприятное ощущение — как будто ей только что поставили шах и мат.
***
Всё началось ранним утром, когда в дверь неожиданно раздался звонок. Звонкий, настойчивый, словно хозяева проспали что-то важное. Настя вздрогнула, выныривая из утренней дремоты. Она обменялась с Колей сонными, удивленными взглядами. Кто мог прийти в такую рань? Коля нехотя встал, натянул футболку и, чертыхаясь, поплёлся к двери.
Настя села на кровати, прислушиваясь. За дверью послышался голос свекрови — бодрый, энергичный, совершенно не соответствующий раннему часу.
— Что-то случилось? Почему ты без предупреждения? — спросил Коля, и по его тону Настя поняла: он тоже не ожидал этого визита.
Свекровь стояла в коридоре с маленькой дорожной сумкой в руках, свежая, бодрая, как будто не проехала несколько часов на автобусе. На лице — выражение деловитой решимости.
— Здравствуйте, дети мои, — свекровь шагнула в прихожую, невозмутимо оглядывая квартиру. — Ничего страшного, просто мне срочно нужно было приехать в город по важному делу. Первый утренний автобус и вот я здесь!
От этих слов у Насти внутри всё сжалось. Она закрыла глаза, глубоко вздохнула. «Важное дело» у свекрови всегда означало одно — просьбу.
— Ну, раз приехала, проходи. Настя сейчас завтрак приготовит.
Свекровь, не дожидаясь приглашения, уже разувалась в прихожей.
Настя, заворачивая халат потуже, прошла на кухню, подстегиваемая тревожной мыслью. Что такое могло заставить свекровь сорваться с места? Она терпеть не могла поездки, особенно в столицу, особенно ни свет ни заря. Значит, ей что-то нужно. Скорее всего, помощь.
Она мысленно перебирала возможные варианты. Учитывая обстоятельства, самым очевидным казался один: Юля. Юля, младшая сестра Коли, беременна. Отец ребёнка, как и следовало ожидать, исчез с горизонта, и теперь свекровь, скорее всего, пришла просить денег.
С этими мыслями она привычными движениями замесила тесто для оладий, разогрела сковороду. Масло зашипело, запах жареного теста начал заполнять кухню.
— Мам, Коль, идите завтракать! — позвала она через пару минут, расставляя на столе сметану и варенье.
Свекровь села, разгладила скатерть кончиками пальцев, словно собираясь произнести что-то важное. Настя заметила, как Коля сжал губы и уставился в тарелку. Значит, разговор уже состоялся. Интересно, сколько попросила? Настя перевела взгляд на свекровь, но та спокойно намазывала варенье на оладью, словно ничего необычного не происходило
Завтракали молча. Лишь редкие звуки — стук ложки о чашку, тихий звон ножа о тарелку. Свекровь время от времени бросала взгляды на сына, но тот сосредоточенно жевал, избегая её взгляда.
Наконец, когда посуда была убрана, они перешли в гостиную. Коля вздохнул и, избегая взгляда жены, сказал:
— Мама просит прописать Юлю в нашей квартире.
Он говорил спокойно, но Настя слишком хорошо его знала. Ему не нравилась эта ситуация, но он не умел отказывать матери.
— Через два месяца ей ро жать, — продолжил Коля, устремив взгляд в окно. — Тут и врачи, и больницы лучше. И льготы столичные… Ну и, главное, чтобы в свидетельстве о рождении стояла столица.
— Это же для ребёнка, Настенька, — добавила свекровь мягко. — Ты же понимаешь, какое это важное дело. Юля одна, ей будет тяжело. Ты бы тоже хотела лучшего для своего ребенка, ведь так?
Настя медленно вдохнула. Ах, как же ловко она давит. Давит не просто фактами, а именно на материнский инстинкт, на возможное будущее, на совесть.
Ей надо был обдумать.
***
Настя стояла у окна, лениво водя пальцем по запотевшему стеклу. За окном серый февральский день, мокрый снег падал на улицу и тут же превращался в грязную кашу. Атмосфера в квартире была почти такой же — вязкой, холодной, неудобной.
Они купили квартиру восемь лет назад. Тогда они были молодые, влюблённые, только поженились. Копили на первый взнос, во всём себе отказывали. Её зарплата, его зарплата — они вместе тащили эту ипотеку, старались быстрее выплатить, а теперь, когда оставалось совсем немного, их просят прописать человека, которого здесь никогда не было.
— Настенька, родная, ну войди ты в наше положение, — мягко продолжила свекровь, словно убеждая капризного ребёнка.
Она сидела на диване, сложив руки на коленях, и смотрела на Настю с ласковой улыбкой.
Настя почувствовала, как внутри растет раздражение. Этот тон. Такой тёплый, заботливый, но за ним всегда пряталось давление.
— Юленька не будет у вас жить, конечно, нет. Просто родит здесь, да и обратно уедет. Только на консультации будет приезжать. Мы даже заходить к вам не будем, я её сама привезу и увезу, слово даю.
Настя прищурилась.
— Значит, вы всё уже решили?
Свекровь всплеснула руками.
— Ну что ты, детка! Конечно, нет! Мы просто просим. Разве плохо, если ребёнок будет столичным? Юленьке это важно. Это же старт, статус! Мы ведь о будущем думаем.
Настя почувствовала усталость.
— Это же не просто формальность, мам. Прописка — это серьёзно.
Свекровь тут же замахала руками, будто отгоняла ненужные сомнения.
— Да брось, какие формальности? Это же ваша семья! Это же Юлечка! Мы ведь не чужие, а родные!
Настя сжала губы.
— А если что-то пойдёт не так? Если потом возникнут сложности?
Свекровь нахмурилась, её тон стал чуть твёрже:
— Какие сложности? Мы же не враги вам, не аферисты какие. Всё будет, как мы договоримся. Ну ведь вам не сложно, правда?
Настя закрыла глаза, стараясь не дать раздражению выплеснуться наружу. Молчание повисло в комнате, тяжёлое, давящее.
Коля осторожно посмотрел на жену, но она не торопилась отвечать.
— Мам, — выдохнула Настя. — Мы подумаем.
В глазах свекрови мелькнуло разочарование, но она тут же спрятала его за ласковой улыбкой.
— Ну конечно, конечно! Только, ребятки, не затягивайте, хорошо? Время-то поджимает. Юленьке уже постоянно на консультации надо ходить.
Настя едва заметно кивнула.
Свекровь ещё долго сидела, возвращаясь к разговору снова и снова. Она рассказывала, как плохо приходится Юле, как она одна, как ей нужна поддержка. Как ей «не повезло».
— Ну что ж, не сложилось у неё с мужем. Что теперь? Ей уже 30. Хоть ребёнка для себя родит. И для меня тоже. Мне давно внуков хочется, — почти жалобно добавила она.
Перед уходом она несколько раз обняла Колю, поцеловала Настю и, уже стоя в дверях, в последний раз сказала:
— Вы же не откажете нам, да? Ну кто ей поможет, если не родные?
***
Когда за свекровью закрылась дверь, Настя с облегчением выдохнула. В квартире снова стало тихо.
Слишком тихо.
Коля сел на диван, устало потерев лицо ладонями. На кухне всё также тикали часы, приглушённо гудел холодильник.
— Ты же сама понимаешь, — начал он. — В столице действительно лучше и врачи, и больницы, и льготы предусмотрены… А там у них…
Он не договорил. Потому что «там у них» — это маленький провинциальный город, где род дом, скорее всего, давно нуждается в ремонте, а врачи работают из последних сил.
— Да, понимаю. — Настя села рядом и внимательно посмотрела на него. — Но могут быть последствия.
Коля нахмурился.
— Какие последствия? Мама же сказала, что Юля здесь жить не будет. Она просто будет приезжать на консультации и всё.
Настя невесело усмехнулась.
— А ты представь, каково ей будет постоянно ездить туда-сюда на консультации. Потом она скажет, что до родов удобнее пожить у нас, чтобы не мотаться. А потом ей будет трудно с младенцем ездить обратно. Всё логично, да?
Коля молчал.
— А ещё учти, — продолжила Настя, — что к младенцам ходят патронажные медсёстры. И ходят они по адресу прописки. Это значит, что Юля с ребёнком несколько месяцев должна будет находиться здесь. А у нас не такой уж и большой просторный дом.
Она посмотрела на мужа.
— Придется отдать Юле одну комнату, а сами переехать в другую. Ты готов к этому? А ещё учти, что ребёнок будет плакать, капризничать, Юля сможет днём отоспаться, а мы с тобой будем ходить на работу, как зом би.
Коля устало потер виски.
— Ты преувеличиваешь, Настя.
— Да? А давай представим ещё один вариант. Юля скажет, что ей тяжело одной, и тогда к нам приедет твоя мама, “на время”, помогать. И тогда нас тут будет пятеро. Ты представляешь, каково это?
Коля поморщился.
— Ну, мама же сказала, что никто жить здесь не будет! Им нужна только прописка.
— Ты правда в это веришь? — Настя посмотрела на него внимательно. — Коля, мама часто обещает одно, а потом делает по-другому. Разве не так?
Коля нахмурился.
— Юля моя сестра. Я её люблю. Да, она легкомысленная, но она в сложной ситуации. Как мы можем ей отказать?
Настя внимательно наблюдала за мужем. В его взгляде читались сомнения, но и неуверенность. Он хотел сделать правильно. Проблема была в том, что «правильно» означало совершенно разное для всех троих — для него, для неё и для его матери.
— Давай я поговорю с юристом на работе. Может, есть способ прописать, но без права проживания. Без последствий, — пообещала Настя.
***
Настя вернулась с работы вымотанная, но не столько от дел, сколько от мыслей, которые не отпускали её весь день. Весь день в голове крутились слова юриста, его чёткие формулировки, его настороженный взгляд.
Коля сидел на кухне, лениво помешивая ложкой чай.
Настя медленно стянула пальто, повесила на вешалку и села напротив мужа.
— Я сегодня разговаривала с юристом, — сказала она, не глядя на него.
Коля насторожился.
— И что он сказал?
— Если мы пропишем Юлю, то после родов она сможет прописать и ребёнка. Закон такой. Место жительства ребёнка определяется по месту жительства одного из родителей.
Коля пожал плечами:
— Ну и что? Разве это что-то меняет?
Настя подняла на него глаза, в которых скопилась злость, страх и усталость.
— Меняет всё, Коля. Мы не сможем выписать ребёнка, пока ему не исполнится 18 лет. Даже если Юля уедет обратно в район, ребёнок останется здесь. И у нас не будет никакого права сказать «до свидания».
Коля нахмурился, постучал ложкой о край чашки.
— Но мама говорила…
Настя перебила его:
— Я не знаю, Коль. Может быть, мама правда хочет помочь Юле, может быть, она не до конца понимает последствия. А может, понимает.
Коля задумчиво кивнул.
— И что ты предлагаешь? Как я должен это сказать маме? Просто отказать? Это же не по-человечески.
Настя вздохнула.
—Ты понимаешь, что прописка ради льгот – это мошенничество? Юрист мне это чётко объяснил.
Коля долго молчал, потом произнес:
—Я просто не знаю, как сказать это маме…
Настя грустно улыбнулась.
— Ты боишься её обидеть. Но подумай – почему она не боится обидеть нас?
***
Вечер выдался тревожным. Настя стояла у плиты, мешая суп, но мысли её были далеко.
Коля ушёл в другую комнату с телефоном в руках. Его голос сначала звучал ровно, потом стал жёстче, а под конец и вовсе сорвался на раздражённый тон.
Настя не вслушивалась в слова – ей и так было понятно, о чём разговор.
Когда он наконец вернулся, она сразу поняла: разговор был тяжёлым. Лицо хмурое, плечи напряжённые, в глазах усталость.
Она ничего не спросила. Просто вопросительно посмотрела на него.
Коля вздохнул и сел за стол, потирая ладонями виски.
— Я маме звонил, — глухо сказал он.
Настя молча пододвинула к нему чашку горячего чая.
— Сказал, что мы не можем прописать Юлю. Долго объяснял, почему это создаст нам проблемы.
Он замолчал, проводя пальцами по краю чашки.
— Она сначала сердилась, потом плакала… — он на секунду закрыл глаза. — В конце говорила уже очень сухо. Даже не попрощалась как обычно. Просто “Ладно, я поняла” – и всё.
Настя присела рядом и мягко взяла его за руку.
— Послушай, она немного посердится – и успокоится. Всё равно потом опять обратится к нам за помощью. Они всегда так делают. Но если бы мы согласились, то наши проблемы только начинались бы.
Коля ничего не сказал, но в его глазах мелькнуло сомнение.
***
Телефон молчал уже третий день. Свекровь больше не звонила.
Настя понимала – это затишье не от примирения, а от разочарования. Они поняли, что уговоры и давление не сработали, и теперь просто отошли в сторону, переваривая случившееся.
Коля вышел из ванной, вытирая волосы полотенцем. Он выглядел усталым, но в глазах больше не было той внутренней борьбы, которая терзала его последние недели.
— Мама всё-таки расстроилась. Не звонит… — с грустью сказал он.
Настя посмотрела на мужа, задержав взгляд.
— Ты же их знаешь. Да, сейчас они обижены, но как только понадобится что-то другое – помощь, совет, деньги – они снова объявятся. Только теперь они будут знать, что мы умеем говорить “нет”.
Настя взглянула на их уютную квартиру – на аккуратные полки с книгами, мягкий свет торшера, свежие цветы на подоконнике. Это было их пространство. Их дом.
За окном начинал накрапывать весенний дождь, смывая остатки холодной зимы.
И в этой новой тишине, в этой маленькой победе за собственное счастье, Настя наконец почувствовала настоящее спокойствие.
